«Когда же все покорит Ему, тогда и Сам Сын покорится
Покорившему все Ему, да будет Бог все во всем» (1 Кор. 15:28)

Я внимательно осмотрел скалу, планируя следующую фазу подъема. Тихие слова Мэтью прервали мои размышления. По¬глядев вниз, я тотчас же понял, что у него трудности. Мы взбира¬лись на вершину горы Айсберг Пик в Национальном парке Глейшер; это была одна из вылазок отца с сыном. Такие прогулки я совершаю с каждым из моих сыновей, так как верю, что как отцу мне очень важно посвящать время каждому из них отдельно. Это связывает нас друг с другом и дает достаточно возможно¬стей для разговоров. Мэтью выбрал подъем на гору, и вот мы за¬нимались скалолазанием в местности, где нам были необходимы канат и скалолазные крючки.
Мэтью прочно застрял! При подъеме он следовал за мной до тех пор, пока не достиг утеса внизу, откуда не мог двигать¬ся дальше. Я был достаточно высок, чтобы удержаться на сле¬дующем навесе и подняться выше, но Мэтью в то время был еще ниже меня ростом и поэтому не мог дотянуться и ухватиться за выступ. Я быстро спустился и протянул ему руку:
—  Крепко держись за мою руку, я потяну тебя наверх.
На его лице можно было прочесть страх, сомнение и вну¬треннюю борьбу: «Действительно ли папа сможет сделать это? Достаточно ли он силен? Что будет со мной, если он не сможет меня удержать?»
—  Держись за мою руку, Мэтью! У меня хватит силы выта¬щить тебя из этой ловушки! — ободрял я его.
Он посмотрел вниз. Под нами была страшная высота, и на лице мальчика все еще отражалась внутренняя борьба. Проявит ли он достаточно доверия и поверит ли тому, что я смогу сделать то, что обещал?
Его рука коснулась моей, и мы крепко ухватились друг за друга. Минутой позже все было уже позади, и он стоял рядом со мной на выступе. Передохнув пару минут, мы стали взбираться выше. В тот день мы достигли вершины, но если бы Мэтью не принял решение довериться своему отцу, этот успех был бы невозможен.
Мы всегда призваны сделать шаг полного доверия. В глубине своего сердца вы знаете об этом, также знаю об этом и я. Нам известно, что Господь призывает нас к такому доверию и само¬пожертвованию, и все же мы сдерживаем себя. Вероятно, даже словами нам трудно выразить причину, по которой мы страшим¬ся этого шага.
Совершенное доверие Богу и готовность безвозвратно от¬речься от своего «эго» придает христианской жизни практич¬ность, изменяя ее навсегда. Первый урок в жизни христианина, который нужно основательно усвоить, — это полное и совер¬шенное доверие Христу. Ведь только доверившись и полностью отдавшись Ему, мы можем называть себя христианами. Для мно¬гих из нас, даже для тех, кто считают себя таковыми, это остает¬ся недосягаемой мечтой и неосуществимым опытом.
Охотно желая быть настоящими христианами, мы подме¬няем этот опыт другими вещами — только чтобы не зависеть полностью от Бога. Почти с нечеловеческим напряжением мы изучаем пункты вероучения и учим этому других. Мы благо-вествуем; посещаем праздничные богослужения и библейские уроки в свободное время; участвуем в семинарах, посвященных вопросам семьи, и занимаем церковные посты. Мы сами соз-даем нашу религию. Мы находим время для личного изучения Библии и посвящаем наше время другим, тем самым формиру¬ем хорошее мнение о себе. Мы совершаем так много добрых дел, что сами удивляемся этому, но это действительно так. Мы и впрямь сделали все, кроме последнего решающего шага, един¬ственного поступка, способного изменить нас внутренне, а также и внешне.
Этот последний шаг на пути к истинному христианству есть отчетливо выраженное недоверие к самому себе и так же отчет¬ливо проявленное доверие Господу. Мы можем проявлять все видимые христианские качества, но можем не иметь власти над своим «я», власти, которая наделит нашу жизнь духом смире¬ния. Ведь это не видно никому, об этом знаем только мы.
Слава Богу, что для всех нас еще не поздно сделать этот по¬следний шаг к совершенной зависимости от Бога.
После многих лет моей христианской жизни Господь удивил меня, отчетливо объяснив эту идею: если я хочу стать настоя¬щим христианином, то должен сделать этот шаг. Я честно ви¬дел и понимал, что означает истинное христианство и, должен признаться, страшился этого. «Нет, Господи, этого я не смо¬гу, — молился я. —  Позволить Тебе контролировать все, не вы¬нашивать больше плотских мыслей и не произносить больше плотских слов — нет, Боже, я буду чувствовать себя ужасно!» Верите ли вы в то, что все это я сказал Богу? А хотите знать, что Он мне на это ответил?
На самом деле, Джим? Ты думаешь, что все ангелы на небе так¬же раздосадованы или унылы? Они находятся со Мной в таких же  отношениях, о которых Я прошу тебя. Они исполняют Мою волю, а не свою, но тем не менее они нравственно свободны. Они послушны Мне, потому что желают этого, и послушание это дает им счастье и свободу намного большую, чем могут дать тебе твои мирские мыс¬ли и слова.
«Да, Господи, это было мое не совсем умное высказывание, не так ли?»
Да, Джим. Это было от сатаны. Такого же рода мысли привели совершеннейших ангелов на небесах к восстанию против Меня.
Итак, мне предстояла совершенная самоотдача и полная за¬висимость от Бога. Таким образом Он призвал меня сделать по¬следний шаг к истинному христианству.
Никогда не забуду борьбу с моей собственной волей. Сидя од¬нажды дома, я прочел более чем сотню мест в Библии, и все они в принципе говорили об одном — что сила Божья дается нам здесь и сейчас! Я должен лишь смиренно положиться на Бога, чтобы получить доступ к этой силе. Мне не нужно глубокое по¬нимание богословия и не нужно стараться совершать еще боль¬ше добрых дел. Я не обязан расти, чтобы получить силу Божью. Как христианин я только тогда и смогу возрастать, когда буду готов сделать этот последний шаг.
«Хорошо, Господи, — сказал я, — с завтрашнего дня я начи¬наю жить, полностью положившись на Тебя. Завтра утром моя жизнь станет другой, утром она начнется сначала!»
Я не знаю, как Господь это устраивает, но часто я просыпаюсь рано утром и чувствую Его присутствие. Это не видимое или слышимое присутствие. Скорее всего, я ощущаю зов Его Духа в моем сердце — проснуться и провести время наедине с Ним. Я не могу объяснить, как Бог может быть со мной и одновременно со многими другими людьми, но Он может и делает это. И если вы готовы и желаете этого, то Он будет стремиться поддержи-вать глубокие отношения и с вами. В то первое утро моей новой жизни я проснулся около четырех часов. Сидя в постели, я слышал зов Божий, напомнивший мне о том, что я обещал принадлежать сегодня Ему, и я сказал: «Доброе утро, Господи!» Так началось в то утро драгоценное время с Богом. Он хотел подготовить меня к предстоящему дню, и я молился, пока спящая рядом жена не открыла глаза, спросив меня:
—  Отчего это ты так сияешь, мой дорогой?
—  Ты знаешь, сегодня я не отпущу Господа от себя. Я совер¬шенно смирюсь перед Ним и буду жить под полным Его руко¬водством.
—  Действительно?! -Да-
—  Да ты и сам в это не веришь! — неодобрительно выкрик¬нула она.
И это уже было первым испытанием наступившего дня — моя жена насмехалась над моим намерением. Если честно, то это меня не удивило, потому что она хорошо знала упрямого и тем¬пераментного немца, за которым была замужем. Мои прежние обещания быть верным Богу были мыльными пузырями, мгно¬венно лопавшимися при первом же раздражении. Еще ни разу я не ощутил силы, способной защитить меня от самого себя.
—  Мои намерения серьезны, дорогая,— продолжал я. — Мне надоело мое непостоянное, в зависимости от настроения, отношение к Богу. Мне надоело половинчатое христианство!
Вот так начался первый день моего истинного христианства. Как желал бы я показать вам видеофильм о моем первом дне на¬стоящего христианина! Но фильм никогда не сможет выразить мою мысленную борьбу, ведь как раз в мыслях-то и совершаются победы. Прежде чем я совершу верный поступок, я должен сна¬чала в мыслях принять верное решение. И если бы я рассказал обо всем, что случилось в тот день, то можно было бы написать об этом толстую книгу, но я расскажу лишь о двух опытах.
Я сидел за письменным столом и работал, как вдруг услышал ссору моих мальчиков в другой комнате. Им уже было «тыся¬чу раз сказано», чтобы они этого не делали! Поспешив к ним, я чувствовал, как во мне поднимается гнев, и я немедленно хотел высказать им мое мнение. Это же так легко — вызвать в роди¬телях гнев, ведь им было сказано уже много раз, чтобы они не делали того или этого, но все же они снова и снова поступают по-прежнему. Если бы мы могли видеть эти сцены в небесной перспективе, то наверняка заметили бы, что не столько дети нуждаются в нагоняе и выговоре, сколько сами родители.
Джим, ты только тогда сможешь правильно обращаться с деть¬ми, когда совершенно подчинишь Мне твою плоть, чувства и эмоции.
Я знал, что Господь прав. Но это так трудно — отказаться от того, что мы считаем правильным, чтобы затем поступить в со¬ответствии с волей Божьей. Я зашел в ванную и оставался там до тех пор, пока не убедился в том, что плоть моя под контролем и что я могу разговаривать с детьми мудро, спокойно и вежливо.
— Ребята, — обратился я к сыновьям, — когда я намеревался идти к вам для разговора о ваших ссорах, Бог сказал мне, что я должен сделать. Я уверен, что до ваших «разборок» и вы слыша¬ли нежный голос Божий, обращенный к вашей совести, который сказал вам о том, как вы должны были поступить. Мы все долж¬ны научиться чувствительнее реагировать на тихий голос Бога и быть послушными Ему. Ваш отец не может всю жизнь быть с вами, чтобы воспитывать и руководить, но ваш Небесный Отец будет сопровождать вас всю жизнь, если вы будете готовы Его слушать. Пожалуйста, прошу вас, не привыкайте отвергать Бо¬жье руководство!
После такого разговора с детьми я был глубоко благодарен Богу, что решился подчинить Ему мою волю. Ведь я дал детям мудрый совет и преподал им урок, вместо того чтобы отругать их за про¬ступок. Я исправил их поведение, доверившись Богу, так что они увидели разницу и отреагировали совсем по-другому, не так, как они раньше отзывались на мои попытки их воспитывать.
Позже, после обеда, у меня появилось желание вымыть посу¬ду. Вообще-то, это обязанность сыновей, а не моя. Но сегодня я обещал Богу делать все то, о чем Он меня станет просить. И я ответил Ему мысленно: «Само собой разумеется, Господи. Если Ты хочешь, чтобы посуду вымыл я, то я это сделаю охотно».
Взяв свою тарелку и глубокие чашки, я направился к мойке, достал большую миску и стал наполнять ее горячей водой. Моим сыновьям понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, что я собираюсь делать. Используя возможность, они быстро и добровольно привели в порядок стол, сложили для меня горкой тарелки и исчезли.
И я стоял, мыл посуду и наслаждался днем с Господом. А Салли делала то, чего я до этого еще никогда не видел. Моя жена никог¬да не отдыхает, и вечером мы с трудом можем уговорить ее пре¬кратить свои дела и посвятить время нам. Но в этот день было по-другому. Она села в кресло и смотрела, как я мыл посуду!
Чтобы вы могли понять, что произошло далее, вероятно, нуж¬но кое-что объяснить. Жизнь в лесной глуши круто меняет образ жизни. Одно из таких изменений — приготовление еды на пли¬те дровяной печки. Я очень люблю пищу, приготовленную та¬ким образом,— такая еда намного вкуснее! Но, с другой сторо¬ны, трудно контролировать подачу тепла для варки. Пару блюд для сегодняшнего обеда Салли поставила в духовку, и среди них была банка с яблочным муссом. Теперь пустая банка лежала в мойке, и, начав ее мыть, я заметил, что немного мусса снаружи банки запеклось. Я стал тереть это место, но оно было так запе¬чено, как будто лак пригорел.
Я и Салли мыли посуду совершенно по-разному — я мыл, ру¬ководствуясь чувством долга, а Салли мыла, чтобы посуда была совершенно чистой. Говорю это не для своего оправдания, но  чтобы пояснить слабость моего характера. Будучи движим этой слабостью, я и привел аргумент: «Зачем мне весь день возить¬ся с этой крепко запеченной ерундой? В конце концов, внутри банка чистая, а это и требуется при мытье». С этой мыслью я сполоснул ее и поставил на подставку для стекания воды.
Вдруг Салли вскочила, как будто приведенная в движение огромной величины и силы пружиной. Подойдя ко мне, она уставилась на банку, затем высоко подняла ее, держа перед мои¬ми глазами. Я не мог в это поверить! Это было так, будто моя кроткая жена намеренно хотела меня спровоцировать! Чувства во мне просто взыграли.
—  Джим, Джим, когда ты наконец этому научишься? — за¬стонала Салли, качая при этом головой. Мы и раньше уже дис¬кутировали на тему, как я мою посуду, и я привычно возражал:
—  Будь рада, что я вообще мою, — тебя не должно раздра¬жать то, как я это делаю.
Всем моим существом я желал бы снова возразить такими же словами, но сегодня я обязался быть Божьим человеком, и Бог призвал меня доверить Ему мои чувства. Я принял решение вве¬рить Господу эмоции и сразу почувствовал покой.
Все случилось в доли секунды: я и оглянуться не успел, как банка выскользнула из рук Салли и упала прямо в мойку. Волна воды и пены ударила мне в лицо, и я вновь ощутил поднимаю¬щийся во мне гнев — я хотел отомстить жене. Мы так и поступа¬ем, когда Бог не контролирует нашу жизнь! Мы быстро наносим ответный удар и защищаем наши чувства и права. Я очень благо¬дарен Господу, что Он не оставил меня, потому что когда во мне поднялось плотское чувство гнева, тогда Творец всякой плоти был на моей стороне и просил меня прекратить сопротивление.
Это было очень сурово — подавить мое больное самолюбие, забыть задетые чувства и обиду. Бог не только хотел, чтобы я доверил Ему мои негативные эмоции, но чтобы я отказался и от права вновь вспомнить о них в следующий раз, когда Салли сделает что-то, что вновь эмоционально ранит меня. Наш Не¬бесный Отец совершает в нашей жизни основательную работу, окончательно освобождая нас от того, что мы Ему отдаем, если мы этого захотим.
Я выудил банку из воды и с сияющим лицом обратился к Салли:
—  Ты права! Вероятно, банку нужно еще немного потереть. Эта победа досталась мне лишь милостью Божьей.
Салли недоверчиво поглядела на меня. Она знала, как обычно реагирует ее вспыльчивый муж, которого она любила, но на этот раз все было иначе.
—  Это действует! — закричала она.
—  Да, — подтвердил я с улыбкой, вспомнив наш утренний разговор и ее сомнения.
—  И как часто обращается к тебе Господь? — спросила Салли.
—  Я не знаю, — ответил я. — Я же не сижу и не считаю.
На следующий день я посчитал для Салли, сколько раз ко мне обращался Господь, и в десять часов утра я сказал ей:
—  Сегодня, до этого времени, восемнадцать раз я осознал, что Бог побуждал меня подчинить Ему мои мысли. Теперь я пре¬кращаю считать.
Итак, последний серьезный шаг требует полной самоотда¬чи Богу и готовности пожертвовать Ему все. Очень наглядно Христос описал это в притче о драгоценной жемчужине. Чтобы заполучить ее, человек должен был отдать все, чем владел. Чтобы Иисус Христос стал неотъемлемой и живой частью нашей жиз¬ни, мы должны принести жертву — доверить Его контролю все, из чего состоим мы. Такое доверие — осмысленный и решаю¬щий шаг веры.
Во многих отношениях это похоже на прыжок с вышки, опи¬санный в предыдущей главе. В момент, когда мы шагнули с до¬ски, мы не можем вернуть назад принятое нами решение сделать этот прыжок. Такой же цели служил и обряд обрезания — если этот шаг был сделан, то назад пути уже не было.
После обеда я планировал допилить оставшиеся дрова на зиму. Я уже упоминал, что охотно занимаюсь заготовкой дров и что эта работа мне по душе. Конечно же, когда я нагрузил дровами при¬цеп до половины, я не был готов к мысли, которую ниспослал мне Господь: Джим, Я хотел бы, чтобы ты отвез эти дрова Митчу.
Митч был моим другом и жил в другой долине. Мне нравится Митч, но мне и в голову не приходило отвезти ему дров; Митч сам был в состоянии наколоть себе дров — он не был тяжело бо¬лен. И к тому же было поздно отправляться в такой дальний путь после обеда. Это заняло бы почти три часа, не считая времени на разгрузку. «Господи, я должен отвезти дров Митчу?»
Да, Джим, это подбодрит его.
Неохотно признаюсь, но во мне шла борьба: мои планы, моя воля — все я должен был подчинить Богу, Наконец я решил по¬слушаться, догрузил прицеп и отправился к дому Митча.
Джим, произнес знакомый голос, когда ты везешь дрова себе, то как ты нагружаешь прицеп?
Я посмотрел на прицеп: в нем было достаточно дров, хорошо уложенных вровень с бортами. Но я тотчас же понял, что имел в виду Бог. Нагружая прицеп для себя, я накладывал дров до самого верха так, что невозможно было больше добавить ни одного по¬лена! Я молился: «Да, Боже, я понимаю, что ты непременно же¬лаешь, чтобы я обошелся с братом так же, как я сделал бы себе ».
Итак, снова достав пилу, я напилил еще поленьев и уложил их в прицеп так, что уже нельзя было положить ни одного полена. Затем я позвонил моему другу, чтобы убедиться в том, что он дома. Одна из его дочерей сообщила, что дома никого нет.
—  Может им что-то передать? — спросила она.
—  Нет, нет, все хорошо. И не говори, что я звонил, — сказал я ребенку.
«Вот, Господи, видишь, его нет дома, чтобы забрать эти дро¬ва. Нет никого, кто смог бы помочь мне при разгрузке, а потом похвалил бы меня и сказал, какой я добрый христианин».
Джим, и все же я хотел бы, чтобы ты поехал туда.
«Но зачем, Господи?..»
Да, верно, Джим, я хотел бы, чтобы ты поехал туда, хотя тебе от этого не будет никакой пользы и это идет вразрез с твоими на-мерениями. Я хотел бы, чтобы ты исполнил Мою волю и доверился Мне, потому что Я знаю это лучше.
Девяносто минут я ехал к моему другу, где, как сказала его дочка, никого не было дома. Я сам разгрузил дрова и сложил их у стены. Возвращаясь домой, я встретил Митча и его близких. Мы притормозили, опустили оконные стекла, и первые слова, сказанные им, были: «Что ты тут делаешь, Джим?»
Плоть моя хотела похвалы, и во мне росло желание сказать: «Я только что привез тебе дров». Но, конечно же, Божий голос, голос моего Отца, голос Аввы, как называет Его Библия, с неж¬ной строгостью обратился ко мне: Джим!..
В истинной христианской жизни речь всегда идет не о чем ином, как о самоотречении и покорности, а именно этому я и решил посвятить себя.
«Я еду домой», — быстро ответил я, стараясь при этом вы¬глядеть как можно естественнее.
«Рад был тебя видеть», — сказал Митч, когда машины наши уже тронулись с места.
Однажды я рассказал об этом случае в одной церкви Далла¬са, в штате Техас. Я призывал людей сделать «этот последний решающий шаг» к смиренной жизни во Христе Иисусе, и тут произошло нечто совершенно удивительное. Я закончил свою проповедь и сел на место. Пастор церкви прошел к кафедре, что¬бы объявить заключительное пение псалма и помолиться, как вдруг молодой мужчина медленно поднялся со своего места и по среднему проходу направился вперед. Пастор, ничего не говоря, стоял за кафедрой, и в церкви воцарилась полная тишина.
Мужчина в смиренной простоте опустился на колени. По его одежде я догадался, что этот молодой человек не был членом церкви, точнее сказать, он выглядел так, будто только что вошел сюда прямо с улицы. Руки его были изранены, а лицо обезображено шрамами.
Пастор понял, что в этот момент бедный молодой человек отважился сделать последний решающий шаг, то, о чем я гово¬рил только что членам церкви. Было очевидно, как Дух Божий боролся за людские сердца в то время, когда зазвучал чудесный голос пастора:

Все Иисусу отдаю я,
Весь Ему принадлежу;
В упованье и смиренье
Пред лицом Его хожу.
Все Иисусу отдаю я,
Все кладу к Его ногам.
Суету отверг земную,
Направляюсь к небесам.
Все Иисусу отдаю я,
Весь хочу Христовым быть.
Дух предвечный да научит
Знать Христа, Христа любить.
Все Иисусу отдаю я.
Боже, храм во мне создай!
Благодатью и любовью
Ум и сердце наполняй.
Все Иисусу отдаю я.
Чудо Он во мне свершил:
Мир и радость дал святую.
Слава, слава Богу сил!

Все произошло совершенно произвольно и непредсказуемо. Не было призыва, не было произнесено ни единого слова эмо¬ционального обращения, но зов Духа слышался громче, чем лю¬бой человеческий голос! Почти треть присутствующих вышли вперед и преклонили колени рядом с молодым мужчиной. У меня мороз пошел по коже. Я должен был непременно поговорить с этим человеком и узнать его историю.
Я отвел этого молодого человека в сторону для разговора и узнал, что его зовут Кристофер. Медленно и заикаясь, он нере¬шительно начал свой рассказ и поведал о том, как еще в детстве мать в гневе плеснула на него кипяток. Раны от ожогов были немыми свидетелями этой истории. Затем уже решительнее он продолжал: «Иногда на день или на два она запирала меня в шкафу, а выпуская оттуда, заставляла моих братьев бить меня палками. Когда я стал подростком, я не мог больше этого выно¬сить. Я ушел из дому и присоединился к уличной банде».
Часто я спрашивал себя, что побуждает молодых людей ста¬новиться членами бандитских группировок? Теперь Кристофер объяснил мне это. В банде, впервые в своей несчастной жизни, он получил признание и нашел верность «до смерти, пока она не разлучит». К несчастью, банды были не менее жестокими, чем его бывший дом.
—  Два раза меня пыряли ножом и один раз в меня стреляли, — поделился Кристофер. — В тюрьме я тоже был. После того, как меня выпустили, я встретил людей из этой церкви, которые рас¬сказали мне об Иисусе. Они сказали, что я могу довериться Ему так, как еще никому и никогда в моей жизни. Я заинтересовался этим больше, чем сам того ожидал, но во мне был также и страх. Каждый, кому я до этого доверял, предавал меня и оставлял. И я сказал этим людям: «Если когда-нибудь этот Иисус меня обма¬нет, я убью Его!» Но они заверили меня, что Он никогда не врет. Потом они рассказали мне о своих собраниях здесь и о том, что  тут люди учатся тому, как жить с Иисусом. Сэр Хонбергер, в эти выходные вы рассказывали о том, как свою жизнь всецело дове¬рить Иисусу — это и означает быть христианином?
—   Да, Кристофер.
—   Тогда я хочу быть христианином.
Я спросил его адрес, чтобы поддерживать с ним связь, но он не захотел мне его назвать. Тогда я спросил номер его телефона, но не получил и его.
—   Как я смогу поддерживать с вами связь? — спросил я на¬конец.
—   Ну, я живу... под мостом.
Его ответ сразил меня. Я говорил проповедь в церкви, на¬полненной людьми, которые наслаждаются всеми благами этой жизни, но, тем не менее, именно этот молодой человек был пер¬вым, кто посвятил и вручил свою жизнь Иисусу Христу! До этого дня я еще не встречал никого с такой горькой историей жизни, как у Кристофера, но как раз он-то и не использовал свое прошлое и свое настоящее как повод для того, чтобы отказаться от последнего решающего шага. Именно он первым отважился на чистосердечные отношения с Богом.
К сожалению, мы, имея великий свет и благословения Божьи, отказываемся ответить на призыв Его милости. Почему медлил я сам? Теперь я очень стыжусь моего гордого упрямства.
Зная о Кристофере, можем ли мы медлить и не делать послед¬него решительного шага навстречу Богу? Я знаю, что вы хотели бы отважиться на этот опыт. Я знаю также, что Бог призывает вас принять это решение. Но одного желания недостаточно — вы должны решиться сделать это. И этот последний решающий шаг вы должны сделать в одиночку.
Можете себе представить, с какой печалью Господь наблюдает за тем, как мы медлим и, в конце концов остаемся во тьме, так как мы не в состоянии увидеть разницу между жизнью и смертью. Прислушайтесь к Его словам, обращенным ко мне и к вам, призывающим сделать последний решающий шаг и вернуться к Богу, обретя в Нем прибежище: «Жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь, дабы жил ты и по¬томство твое» (Втор. 30:19).