Авдий не удержался на коленях, упал. Его подняли.

Задохнувшись от злобы, Обер-Кадалов снова затряс Авдия за шиворот.

И Авдия дружно поволокли к корявому саксаулу, раскинувшемуся на краю лощины.

Тот кинулся к кабине.

Хулиганская затея вдруг обрела зловещий смысл. Дурной фарс грозил обернуться судом линча.

Все произошло мгновенно, поскольку Авдий уже не мог сопротивляться. Привязанный к корявому саксаулу, прикрученный веревками по рукам и ногам, он повис, как освежеванная шкура, вывешенная для просушки. Авдий еще слышал брань и голоса, но уже как бы издали. Страдания отнимали все его силы. В животе с того боку, где печень, нестерпимо жгло, в пояснице точно бы что-то лопнуло или оборвалось - такая была там боль. Силы медленно покидали Авдия... И сомкнулась тьма. И все стихло вокруг. И остался Авдий, привязанный к дереву, один во всем мире. В груди жгло, отбитое нутро терзала нестерпимая помрачающая ум боль... и уходило сознание, как оседающий под воду островок при половодье.

«Мой островок на Оке... Кто же спасет тебя, Учитель?» - вспыхнула искрой и угасла его последняя мысль... И вдруг послышался Авдию его собственный отроческий голос - голос читал вслух отцу его любимую молитву о затопленном корабле, как тогда дома в детстве, стоя возле старого пианино, но только теперь расстояние между ними было огромное, и отроческий голос звонко и вдохновенно разносился над мировым пространством:

«Еще только светает в небе, и пока мир спит...

... Ты, Сострадающий, Благословенный, Правый, прости меня, что досаждаю тебе обращениями неотступными. В мольбе моей своекорыстия нет - я не прошу и толики благ земных и не молю о продлении дней своих. Лишь о спасении душ людских взывать не перестану. Ты, Всепрощающий, не оставляй в неведении нас, не позволяй нам оправданий искать себе в сомкнутости добра и зла на свете. Прозрение ниспошли людскому роду. А о себе не смею уст разомкнуть. Я не страшусь как должное принять любой исход - гореть ли мне в геенне или вступить в царство, которому несть конца. Тот жребий наш Тебе определять. Творец Невидимый и Необъятный...

Прошу лишь об одном, нет выше просьбы у меня...

Прошу лишь об одном, яви такое чудо: пусть тот корабль плывет все тем же курсом прежним изо дня в день, из ночи в ночь, покуда день и ночь сменяются определенным Тобою чередом в космическом вращении Земли. Пусть плывет он, корабль тот, при вахте неизменной, при навсегда зачехленных стволах из океана в океан, и чтобы волны бились о корму и слышался бы несмолкаемый их мощный гул и грохот. Пусть брызги океана обдают его дождем свистящим, пусть дышит он той влагой горькой и летучей. Пусть слышит он скрип палубы, гул машин из трюма и крики чаек, с попутным ветром следующих за кораблем. И пусть корабль держит путь во светлый град на дальнем океанском бреге, хотя пристать к нему во веки не дано... Аминь».

Голос его постепенно утихал, все больше удалялся... И слышал Авдий свой плач над океаном...

И всю ночь в тиши над необъятной Моюнкумской саванной в полную силу лился яркий, ослепляющий лунный свет, высвечивая застывшую на саксауле распятую человеческую фигуру. Фигура чем-то напоминала большую птицу с раскинутыми крылами, устремившуюся ввысь, но подбитую и брошенную на ветки».

Этот отрывок из романа Чингиза Айтматова «Плаха» повествует о кончине главного героя - Авдия Калистратова, семинариста, который вознамерился спасти и направить на путь истинный банду наркоторговцев.

«Нет никакого третьего пути. Волей-неволей ты должен вступить на один из них. Кем бы ты ни был, тебе надлежит пойти по этой узкой тропе, по которой идут немногие из смертных. Сам Христос шел по ней , с сотворения мира шли по ней все, кого Бог любил. Необходимо, чтобы тебя вместе с Христом распяли для мира, если ты хочешь жить со Христом <...> Христос сказал всем: кто не несет Его крест и не следует за Ним, тот не достоин Его. Тебя нисколько не касается смерть плоти со Христом, если тебя нисколько не касается жизнь в Его духе. Для тебя ничто распятие в мире, если для тебя жизнь в Боге - ничто. Для тебя ничто погребение со Христом, если для тебя воскресение во славе Его - ничто. Унижение Христа, бедность, мучения, презрение, Его тяготы, страдания, скорбь для тебя - ничто, если ничто для тебя царство Его!..».

«Бог и государь решили участь мою: я должен умереть и умереть смертию позорной. Да будет Его святая воля! Мой милый друг, предайся и ты воле Всемогущаго, и Он утешит тебя. За душу мою молись Богу. Он услышит твои молитвы. Не ропщи ни на Него, ни на Государя: это будет и безрассудно и грешно. Нам ли постигнуть неисповедимые суды Непостижимаго? Я ни разу не возроптал во все время моего заключения, и за то Дух Святой давно утешал меня. Подивись, мой друг, и в сию самую минуту, когда я занят только тобою и нашею малюткою, я нахожусь в таком утешительном спокойствии, что не могу выразить тебе. О, милый друг, как спасительно быть христианином! Благодарю моего Создателя, что Он меня просветил и что я умираю во Христе. Это дивное спокойствие порукою, что Творец не оставил ни тебя, ни нашей малютки… Настеньку благословляю мысленно нерукотворенным образом Спасителя и поручаю всех вас святому покровительству Живого Бога. Прошу тебя более всего заботится о воспитании е¨. Я желал бы, чтобы она была воспитана при тебе. Старайся перелить в нее свои христианские чувства – и она будет счастлива, несмотря ни на такие превратности в жизни, и когда будет иметь мужа, то осчастливит и его, как ты, мой милый, мой добрый и неоцененный друг, счастливила меня в продолжении восьми лет. Могу ли, мой друг, благодарить тебя словами: они не могут выразить чувств моих. Бог тебя наградит за все. Почтеннейшей Н.В, моя душевная, искренняя, предсмертная благодарность. Прощай! Велят одеваться. Да будет Его Святая воля».

Рылеев К. Письмо к жене. В кн.: Искание Бога.

Сборник. М., 1913. С. 26-29.

Письмо декабриста Кондратия Рылеева жене, написанное перед казнью.