| Иван Сергеевич ТУРГЕНЕВ |
|
|
1818 - 1883 Вечер (Дума) В отлогих берегах реки дремали волны; Прощальный блеск зари на небе догорал; Сквозь дымчатый туман вдали скользили чёлны - И грустных дум, и странных мыслей полный, На берегу безмолвный я стоял. Маститый царь лесов, кудрявой головою Склонился старый дуб над сонной гладью вод; Настал тот дивный час молчанья и покою, Слиянья ночи с днём и света с темнотою, Когда так ясен неба свод. Всё тихо: звука нет! всё тихо: нет движенья! Везде глубокий сон - на небе, на земле; Лишь по реке порой минутное волненье: То ветра взмах; листа неслышное паденье; Везде покой - но не в моей душе. Да, понял я, что в этот час священный Природа нам даёт таинственный урок - И голос я внимал в душе моей смущенной, Тот голос внутренний, святой и неизменный. Грядущего таинственный пророк. Кругом (так я мечтал) всё тихо, как в могиле, На всё живущее недвижность налегла; Заснула жизнь; природы дремлют силы - И мысли чудные и странные будила В душе моей той ночи тишина. Что если этот сон - одно предвозвещанье Того, что ждёт и нас, того, что будет нам! Здесь света с тьмой - там радостей, страданий С забвением и смертию слиянье: Здесь ночь и мрак - а там? что будет там? В моей душе тревожное волненье: Напрасно вопрошал природу взором я; Она молчит в глубоком усыпленье - И грустно стало мне, что ни одно творенье Не в силах знать о тайнах бытия. Июль 1837 * * * Грустно мне, но не приходят слёзы, Молча я поникнул головой; Смутные в душе проходят грёзы, Силы нет владеть больной душой. Смотрит месяц в окна, как виденье, Долгие бегут от окон тени; Грустно мне - в тоске немого мленья Пал я на дрожащие колени. Бог мой. Бог! Коснись перстом творящим До груди разрозненной моей, Каплю влаги дай глазам палящим, Удели мне тишины Твоей. И, Тобой, Творец, благословенный, Бледное чело я подыму - Всей душой, душой освобожденной, Набожно и радостно вздохну. Первый звук из уст моих дрожащих, Первый зов души моей молящей Будет песнь, какая б ни была, - Песнь души, весёлый гимн творенья, Полный звук - как звуки соловья. 29 декабря 1838, Орёл Когда я молюсь Когда томительное, злое Берёт раздумие меня... Когда, как дерево гнилое, Всё распадается святое, Чему так долго верил я... Когда так дерзко, так нахально Шумит действительная жизнь - И содрогается печально Душа - без сил, без укоризн... Когда подумаю, что даром Мой страстный голос прозвенит - И даже глупым, грубым жаром Ничья душа не загорит... Когда ни в ком ни ожиданья, Ни даже смутной нет тоски, Когда боятся так страданья, Когда так правы старики... Тогда - тогда мои молитвы Стремятся пламенно к Нему, Стремятся жадно к Богу битвы, К живому Богу моему. Первая половина 1843(?) Восторг души или чувства души в высокоторжественный день праздника (Приписывается И.С.Тургеневу) Таинственно в безмолвии ночном Священной меди звуки раздаются - О! эти звуки прямо в душу льются И говорят с душой о неземном. Христианин, проснись хоть на мгновенье От суеты земного бытия - Спеши во храм, пусть в сладком умиленьи Затеплится мольбой душа твоя. Но за порог таинственного храма Без тёплой веры в сердце не входи - И не сжигай святого фимиама, Когда нет жертвы в пламенной груди. Нам на земле один путеводитель - Святая вера; яркою звездой Её зажёг над миром Искупитель - И озарил к спасенью путь земной. Иди по нём с надеждой и любовью, Не уклоняясь тяжкого креста; Он освящён мучением и кровью За грешный мир страдавшего Христа. Кто без слезы святого умиленья, Без трепета, с холодною душой Коснётся тайн священных искупленья, Запечатлённых кровию святой; Кто в этот день живых воспоминаний В душе своей восторга не найдёт, Не заглушит в груди земных страданий, Руки врага с улыбкой не сожмёт, - Тот с печатью отверженья На бледнеющем челе - Недостоин искупленья В небесах и на земле! Минувшее открылось предо мною. Его проник могучий взор души - И вот оно картиною живою Рисуется в тиши. В страшный миг часа девятого Вижу я среди креста Иудеями распятого Искупителя Христа - Всё чело облито кровию От тернового венца, Взор сиял святой любовию, Божеством - черты лица. Вижу знаменье ужасное - Завес в храме раздрался... Потемнело солнце ясное - Потемнели небеса. Вижу тьму, весь мир объявшую, Слышу страшный треск громов - Грудь земли затрепетавшую, И восставших из гробов! И в трепете, страхом невольным объятый, Коварный Израиль, внимая громам, Воскликнул: воистину нами распятый Был вечный Сын Бога, обещанный нам! Но всё ж не утихла в нём мощная злоба... Вот снято пречистое тело с креста И в гробе сокрыто - и на ночь вкруг гроба Поставлена стража врагами Христа. Вновь покрыл мрак землю хладную, Стража третью ночь не спит И с надеждою отрадною Гроб Бессмертного хранит. Вот и полночь приближается, Вдруг глубокий мрак исчез - Ярче солнца озаряется Гроб сиянием небес. И Спаситель наш божественный Весь в лучах над ним восстал - Славой Божией торжественной И бессмертьем Он сиял, И в этот миг раздался хор нетленных, Хор светлых ангелов с небес - Он возгласил над миром искупленным: Христос воскрес! Христос воскрес! Оледеневшая от страха, Внимая голосу небес, Упала стража - и, средь праха, Воскликнула: воистину воскрес! Так совершилась тайна искупленья - И гордый враг небес низвержен в прах, И снова для преступного творенья Доступна жизнь - и вечность в небесах. "1840" Христос (Стихотворение в прозе) Я видел себя юношей, почти мальчиком в низкой деревенской церкви. Красными пятнышками теплились перед старинными образами восковые тонкие свечи. Радужный венчик окружал каждое маленькое пламя. Темно и тускло было в церкви... Но народу стояло передо мною много. Всё русые, крестьянские головы. От времени до времени они начинали колыхаться, падать, подниматься снова, словно зрелые колосья, когда по ним медленной волной пробегает летний ветер. Вдруг какой-то человек подошёл сзади и стал со мною рядом. Я не обернулся к нему - но тотчас почувствовал, что этот человек - Христос. Умиление, любопытство, страх разом овладели мною. Я сделал над собой усилие... и посмотрел на своего соседа. Лицо, как у всех, - лицо, похожее на все человеческие лица. Глаза глядят немного ввысь, внимательно и тихо. Губы закрыты, но не сжаты: верхняя губа как бы покоится на нижней. Небольшая борода раздвоена. Руки сложены и не шевелятся. И одежда на нём как на всех. "Какой же это Христос! - подумалось мне. - Такой простой, простой человек! Быть не может!" Я отвернулся прочь. Но не успел я отвести взор от того простого человека, как мне опять почудилось, что это именно Христос стоит со мной рядом. Я опять сделал над собою усилие... И опять увидел то же лицо, похожее на все человеческие лица, те же обычные, хоть и незна- комые черты. И мне вдруг стало жутко - и я пришёл в себя. Только тогда я понял, что именно такое лицо, - лицо, похожее на все человечес- кие лица, - оно и есть лицо Христа. Декабрь 1878
|